ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ И УРОВЕНЬ ОРГАНИЗАЦИИ УПРАВЛЕНИЯ ВОЙСКАМИ 57-ГО ОСОБОГО СТРЕЛКОВОГО КОРПУСА

ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ И УРОВЕНЬ ОРГАНИЗАЦИИ УПРАВЛЕНИЯ ВОЙСКАМИ 57-ГО ОСОБОГО СТРЕЛКОВОГО КОРПУСА

Развернувшиеся в мае 1939 г. события в районе монгольской реки Халхин-Гол еще раз продемонстрировали последовательность внешнеполитического курса Советского Союза и мощь Красной армии. Однако назвать победу советско-монгольских войск в вооруженном конфликте триумфальной нельзя по ряду причин. Ход и итоги боевых действий красноречиво показали пагубность политики террора, проводимой И.В. Сталиным и его ближайшим окружением. Последствия массовых политических репрессий в РККА в 1937-1938 гг. в значительной степени отразилось на состоянии управления войсками Забайкальского военного округа (ЗабВО) и 57-го особого стрелкового корпуса (57 ОК), позже - 1-й армейской группы.

Чтобы оценить влияние последствий репрессий на штаб корпуса, как на систему управления соединениями и частями, необходимо сопоставить потери штаба в результате репрессий с общим (штатным) количеством его командно-начальствующего состава, проследить перемещения командиров и начальников, изменение уровня подготовленности штабных работников.

Войска ЗабВО были введены на территорию Монгольской народной республики (МНР) в сентябре 1937 г., где и был образован 57 ОК. В соответствии с данными о боевом и численном составе, в 57-й особый стрелковый корпус организационно входили штаб и 40 отдельных соединений, частей и подразделений: 36-я мотострелковая дивизия (командир - полковник И.Т. Емлин), 32-я мотобронебригада (командир - полковник М.С. Малинин), особая механизированная бригада (командир - комбриг Н.В. Фекленко), особая мотобронебригада (командир - комбриг В.Ф.Шипов), отдельный мотобронеполк (командир - полковник А.П. Пакалн), 150-авиабригада (командир - полковник Маслов), 3-я кавалерийская бригада (командир - полковник Чумаков), отдельный мотобатальон (командир - майор Сумин), 150-й зенитно-артиллерийский дивизион (командир - майор Парамонов), отдельный батальон связи (командир - капитан Устинов), отдельный ремонтно-восстановительный батальон (военинженер 3 ранга Золотарёв) и отдельные подразделения обеспечения и обслуживания: 53, 57, 151, 152, 153-й автомобильные батальоны, 6, 10-й строительные батальоны, 1, 2, 3-я автотранспортные роты, 150-я кабельно-шестовая рота, 54-я телеграфная рота, 722-й госпиталь и другие [8, Д. 198, Л. 1].

Отсутствие стрелковых частей и наоборот - наличие исключительно подвижных и насыщенных бронетехникой соединений подчеркивало «особость» задач, решаемых этой ударной группировкой. На 10 сентября 1937 г. корпус насчитывал личного состава - 25809 человек (в том числе комначсостав – 2622чел.), танков - 265, бронемашин - 281, самолетов - 108, орудий - 516, автомобилей – 5046 [8, Д. 198, Л. 1].

На 11 октября 1937 г. личный состав корпуса насчитывал 29209 чел. (в том числе комначсостава – 2947 чел.), при этом в управлении и штабе корпуса числилось 103 человек, в том числе командно-начальствующего состава – 51 человек [8, Д. 198, Л. 12].

Приказом командира корпуса комдива И.С. Конева № 004 от 20 февраля 1938 г. управление и штаб корпуса перешли на новый штат 32/802, в соответствии с которым в управлении состояло – 6 чел. (4%), в штабе – 36 чел. (23%), в политотделе – 18 чел. (12%), в службах – 35 чел. (22%), в команде штаба – 61 чел. (39%). Всего 156 чел., в том числе комначсостав – 97 чел. (62%) [8, Д. 190, Л. 1].

Из обобщенных архивных данных следует, что репрессиям в управлении и штабе корпуса с сентября 1937 г. по октябрь 1938 г. были подвергнуты не менее 15 человек командно-начальствующего состава. К высшей мере наказания были приговорены 2, арестованы - 4, откомандированы как изобличавшиеся в участии в заговоре и иностранного происхождения - 9 человек. На 10 человек имелись сведения особого отдела НКВД об их причастии к антисоветской деятельности, из которых 9 человек были сняты с должности или переведены. Под подозрением органов НКВД находился и сам командир корпуса, о чем бдительные сотрудники ведомства Н.И.Ежова докладывали в Москву: «Комкор Конев с первого дня пребывания в МНР стал опираться и группировать вокруг себя врагов народа и не вызывающих политического доверия лиц» [7, Д. 136, Л. 46]. Возможно, перевод И.С. Конева на Дальний Восток в какой-то степени помог ему избежать ареста. Командиром корпуса был назначен Н.В. Фекленко, которому 10 сентября 1938 г. было присвоено воинское звание комдив.

Таким образом, за полтора года не менее 31% от первоначального состава управления и штаба 57-го особого стрелкового корпуса было заменено на должностях (арестовано, снято с должности, переведено и т.д.) именно по политическим мотивам. По состоянию на февраль 1939 г. в штабе корпуса часть должностей временно заместили молодыми, но менее опытными кадрами, 9 должностей так и остались вакантными.

Необходимо отметить, что управленческий аппарат соединений и частей корпуса пострадал в ходе политических репрессий значительнее, чем штаб корпуса. Так в 36-й мотострелковой дивизии были арестованы командир дивизии комбриг Емлин, начальник штаба полковник Эдельман, командиры полков: 107 сп – майор Квашнин, 108 сп – полковник Замировский, 36 ап – полковник Алферов, заменен командир 106-го сп Солдатенков (судьбу установить не удалось), начальники штабов полков: майор Козлов, майор Ескевич. Были арестованы командиры отдельных бригад: комбриг В.Ф. Шипов, полковник А.П.Пакалн, а также командиры, военные комиссары и начальники штабов других частей и подразделений.

Таким образом, опытных командиров и начальников, способных управлять вверенными отделами штаба, соединениями и частями, знающих возможности своих войск, театр военных действий и особенности местных условий, к весне 1939 г. в корпусе оставалось не так и много.

К этому же времени обнаружилось, что имеющаяся система управления оказалась неспособной эффективно руководить боевыми действиями войск: сил и средств для создания достаточного количества органов управления не оказалось, система связи ввиду отсутствия местных линий связи, достаточного количества проводных и радиосредств в корпусе не являлась мобильной, действовала неустойчиво и в результате не могла обеспечивать непрерывность управления. Технически оснащенные подвижные пункты управления отсутствовали, а стационарные не позволяли осуществлять управления войсками в районе конфликта ввиду большой их удаленности.

Это подтверждают архивные документы начального периода вооруженного конфликта на реке Халхин-Гол. Например, о бое в районе р. Хайластын-Гол 28-29 мая 1939 г., когда управлять действиями советско-монгольских войск (940 штыков, 1257 сабель, 22 орудия, 39 бронемашин, 89 пулеметов) [7, Д. 491, Л. 107] был назначен начальник 1-го отдела штаба корпуса полковник Ивенков. Не был создан даже нештатный орган управления, средства связи отсутствовали. Получив задачу, подразделения действовали самостоятельно, и начальник оперативного отдела в одиночку не в состоянии был повлиять на ход развивающихся событий.

В результате отсутствия должного руководства войсками и взаимодействия с частями монгольской армии, 15-й кавалерийский полк 6-й кавалерийской дивизии Монгольской народно-революционной армии (МНРА) стал «в беспорядке отходить, оставив без прикрытия командный пункт, на командном пункте остались полковник Ивенков, комиссар 6 кд со своим инструктором». На следующий день - 29 мая 1939 г. «наступающие на правом фланге роты Быкова эскадроны 6 кд, ошибочно принятые за противника были обстреляны пулеметным и пушечным огнем наших бронемашин, в результате чего начали быстро отходить к р. Халхин-Гол.» [7, Д. 491, Л. 110].

Огромное значение для эффективного управлении войсками имеет разведка, недостатки в организации которой вскрылись в ходе боевых действий. В мемуарной литературе описан эпизод, когда советско-монгольская разведка не вскрыла организацию переправы японских войск на западный берег р. Халхин-Гол [3, С. 193, 196]. Случайность помогла предотвратить серьезное поражение. На рассвете 3 июля 1939 г. старший советник монгольской народно-революционной армии полковник И.М. Афонин, следовавший в 6-ю кавалерийскую дивизию, обнаружил у г. Баян-Цаган японские войска, которые уже переправились через р. Халхин-Гол [5, С. 105].

Авиационная разведка штабом корпуса использовалась малоэффективно, хотя силы и средства для этого имелись. На 27 мая 1939 г. самолётный парк 57 ОК насчитывал 206 боевых самолетов, в том числе самолетов-разведчиков – 17 (8%), которые в боевых действиях практически не участвовали. Следует отметить, что японские ВВС, по советским разведданным, «к началу конфликта насчитывали предположительно 52 самолета» из которых 18 (более 34%) были разведывательными и активно участвовали в боевых действиях[8, Д. 2, Л. 81-88]. В конце июля 1939 г. советским командованием впервые была предпринята попытка создать истребительно-разведывательное подразделение на базе одной из эскадрилий 22 истребительно-авиационного полка, которое вело разведку в интересах ВВС, но так и оставалось подразделением истребительной авиации.

Не лучшим образом была организована артиллерийская разведка. Технические средства артразведки стали использоваться только в конце июля с прибытием в район боевых действий основного состава 185-й артиллерийского полка резерва главного командования, который имел в своем составе дивизион артиллерийской инструментальной разведки (АИР): батарею звукометрической разведки, батарею фотограмметрической разведки, топогеодезическую батарею. Применение в боевой обстановке этого подразделения АИР состоялось впервые и было сопряжено с рядом трудностей технического характера и низким профессионализмом комсостава, но и имеющиеся возможности этих средств не были должным образом оценены штабом корпуса (1-й армейской группы). Начальник артиллерии Красной армии Н.Н. Воронов отмечал по этому поводу: «Снова подтвердилось важное значение артиллерийской разведки, хотя она у нас была еще на невысоком уровне, нуждалась в техническом оснащении» [2, С. 131].

Многочисленные эпизоды боевых действий свидетельствуют о таком недостатке управления, как плохая организация и поддержание взаимодействия. Это применительно не только к войскам МНР, с которыми совместных учений соединения 57 ОК не проводили, но и практически ко всем соединениям и частям корпуса, что свидетельствует о недостаточной отработке этого элемента управления в мирное время.

Примечательный факт о том, как командиры частей пытались установить взаимодействие перед боем, был отмечен в «Докладе о компании 1939 г. в районе р. Халхин-Гол» комкором Г.К. Жуковым: «11 тбр искала 24 мсп для связи, для чего ей пришлось разослать на поиски весь свой штаб» [8, Д. 2, Л. 20].

Архивные сведения о боевых действиях авиации так же подтверждают, что вопросам организации и поддержания взаимодействия штабом корпуса уделялось недостаточно внимания: «…в результате плохой связи было несколько случаев бомбометания и атаки нашими самолетами наших войск. Так 3 июля наши СБ бомбили территорию занятую нашими войсками южнее Хамар-Даба и переправу через р. Халхин-Гол; эта же переправа бомбилась вторично в конце июля. Неоднократно наши истребители атаковали 6 и 8 кд, а также и другие наземные части» [8, Д. 2, Л. 102].

Примечательно, что в своем докладе начальнику Генерального штаба о результатах боев на р. Халхин-Гол командующий 1-й армейской группой комкор Г.К. Жуков характеризует действия командования и штаба 57-го особого корпуса традиционным для того времени образом: «Японцы… возлагали большую надежду на свою агентуру, которую они имели в штабе 57 ОК и МНРА в лице б. нач.штаба Кущева, быв. пом. нач. штаба Третьякова, быв. НО-1 штакора Ивенкова, быв. зам. Главкома МНРА Лупсанданой» [8, Д. 2, Л. 3]. Подобное обвинение имело суровые последствия. Например, комбриг А.М. Кущев 29 июня 1939 г. был арестован органами НКВД, обвинен в участии в военном заговоре и приговорен к 20 годам исправительно-трудовых лагерей.

Штаб 57 ОК располагался в Улан-Баторе, который имел постоянные линии связи со столицей СССР, но положение резко изменилось с выдвижением частей Красной Армии к восточной границе Монголии. Частям связи, обслуживающим штаб 1-й армейской группы, сразу же пришлось столкнуться с большим объемом строительных и ремонтных работ, производство которых осложнялось полным отсутствием строительных и линейных материалов.

Недостаток радио и проводных средств пытались восполнить подвижными средствами связи. Для этой цели назначались делегаты связи и использовались 17 машин бронероты (роты подвижных средств связи) 406-го отдельного батальона связи, а также мотоциклы.

Отсутствие постоянных линий связи, средств и сил для их постройки вынуждало использовать проводные линии для связи с несколькими штабами одновременно. Так, в линию, соединявшую командный пункт корпуса 1-й армейской группы с командным пунктом командующего ВВС были параллельно включены штабы двух истребительных авиаполков и пять постов воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС). Общая протяженность этой цепи составляла 110 км., что не могло способствовать созданию условий для надежного управления авиацией. Положение усугублялось и тем, что аэродромы находились на значительном удалении от линии фронта, а командный пункт ВВС был оторван от командного пункта корпуса 1-й армейской группы.

Служба ВНОС корпуса со своими обязанностями не справлялась, поэтому, опасаясь внезапных ударов японской авиации по аэродромам, приходилось значительную часть истребителей держать в воздухе в качестве дежурных средств. Эта вынужденная мера вела к излишнему напряжению летного состава и дополнительному расходу горючего.

В отличие от японской авиации, советские самолеты средствами связи оборудованы не были, поэтому управлять боевыми действиями авиачастей пытались достаточно примитивным способом: на горе Хамар-Даба, где располагался командный пункт корпуса 1-й армейской группы, выкладывали из белого материала стрелу, показывающую направление полета [1, С.14]. Естественно, данный способ был прост, но не отличался оперативностью и требовал постоянно держать в воздухе группу дежурных средств.

Между тем, недостатки в организации службы ВНОС были вскрыты еще до вооруженного конфликта. В ходе проверки 218-й авиабазы в 1938 г., было установлено, что треть боевых самолетов 70-го и 150-го авиаполков не боеготовы, а «служба ВНОС в базе весь период времени находится в самом заброшенном состоянии…. На 2 аэродромных узла командование бригады сформировало роту ВНОС (18 постов), укомплектовав 26 чел. Реально имеется только 9 постов при потребности 143 чел.» [6, Л.127-132]. При этом органы НКВД пытались причислить к “врагам народа” командира авиабазы полковника Маслова, начальника штаба майора Дьяченко, командира 70 аип майора Забалуева, а наиболее опытные летчики, например, командир 5-го истребительного авиаотряда Штофф, были откомандированы из МНР [6, Л.125-127]. Значительно пострадали и политработники авиационных частей. Например, в июле 1938 г. во всех частях и подразделениях 100-й авиабригады большинство должностей политических руководителей занимали временно назначенные командиры, в некоторых эскадрильях за десять месяцев нахождения в МНР командование сменилось по 8 и более раз [6, Л.134].

Закономерно, что в начале вооруженного конфликта советская авиация несла потери от внезапных ударов более опытных японских летчиков. Только значительное увеличение численности самолетного парка и откомандирование со всего Советского Союза самых опытных летчиков и авиатехников, выделение для авиации дополнительных сил и средств связи позволили изменить ситуацию.

Истребители, особенно в начале конфликта, действовали автономно, не осуществляя прикрытия бомбардировщиков. Известен факт, когда молодой летчик лейтенант В.Федосов из эскадрильи истребителей, оснащенных ракетным вооружением, атаковал группу «вражеских бомбардировщиков» и сбил ведущий самолет. Оказалось, что это был советский бомбардировщик, управляемый командиром 150-го бомбардировочно-авиационного полка майором М.Ф. Бурмистровым [5, С. 71-77].

Меры по совершенствованию управления авиацией, а особенно по ее количественному и качественному усилению принимались уже в ходе вооруженного конфликта. Изначально невысокий уровень организации управления авиацией, снизившийся в том числе и по причине политических репрессий 1937-1938 гг., был отмечен и комкором Г.К. Жуковым в докладе начальнику Генерального штаба: «В результате плохого управления авиацией со стороны комдива Изотова и его штаба … погибло 9 летчиков и 12 самолетов» [8, Д. 2, Л. 11].

Боевые действия вскрыли недостатки и в организации управления артиллерией корпуса. Отдельные советские издания утверждали, что «управление артиллерией было централизованным и сосредоточено в руках начальника артиллерии армейской группы комбрига Корзина». И здесь же допускали противоречие: «У последнего не было своего штаба. Поэтому для планирования огня и руководства артиллерией им был использован штаб артиллерии одной из дивизий» [4, С. 518]. Очевидно, что начальник артиллерии 57 ОК полковник Ф.Г. Корзин еще до вооруженного конфликта осознавал невозможность обеспечить непрерывность управления артиллерией и достичь оперативного реагирования на изменение обстановки, не имея в непосредственном подчинении подразделений разведки и связи, силами лишь артиллерийского отдела корпуса, в который входили всего 4 человека.

Недостатки вскрылись сразу же после первых боев. Как свидетельствуют документы: «борьба с артиллерией противника велась в условиях отсутствия корректировочной авиации… и отсутствия карт крупного масштаба» [4, С. 519], взаимодействия артиллерии с танковыми и мотоброневыми частями не организовывалось, попытки применить радиосвязь показали, «что командиры не овладели работой на радиостанциях» [4, С. 518].

Случаи отсутствия централизации в управлении огнем артиллерии и отсутствия взаимодействия артиллерии с другими родами войск с целью решения единых задач в интересах боя (особенно в мае-июле 1939 г.) были отмечено представителем фронтовой группы майором А.Н. Первушиным в докладе командарму 2 ранга Г.М. Штерну, который возглавлял фронтовое управление, координировавшее действия советских войск на Дальнем Востоке и в Монголии. «Артиллерия, - указывается в докладной записке – увлекается больше стрельбой и главным образом дуэльной, без всякой преднамеренной подготовки к боевым действиям наземных войск. Товарищ Жуков отдал очень жесткий приказ об экономии и запрещении всяких артиллерийских стрельб без санкции начальника артиллерии» [7, Д. 491, Л. 10].

Отсутствие опыта взаимодействия артиллерии с пехотой подтверждают и описанные в мемуарной литературе случаи, когда присутствующий в районе конфликта начальник артиллерии РККА Н.Н. Воронов лично вынужден был отправляться в боевые порядки стрелковых войск и организовывать повторную атаку после дополнительного огневого налета по противнику [2, С. 126].

Недостатки в организации управления пришлось компенсировать количеством артиллерийских стволов, доведя его к 20 августа 1939 г. до 286 орудий полевой артиллерии калибра 76-мм и более (у японских войск в районе конфликта к этому времени было 135 подобных артсистем) [4, С. 513], а так же значительным расходом боеприпасов. Последнее приводило к тому, что «снабжение войск осуществлялось без всякого плана. Работники тыла не знали расхода боеприпасов, поэтому и не знали, сколько нужно подвезти их. В частях органы снабжения организованы не были. Только к концу боевых действий дело с артиллерийским снабжением улучшилось» [4, С. 534].

Имеется немало свидетельств, подтверждающих недостаточный уровень организации управления войсками, когда командиры различных степеней, в том числе и командиры соединений, частей пытались компенсировать отсутствие должного управления примерами личного мужества. Из мемуарной литературы известны факты, когда командиры полков и бригад зачастую сами вставали к орудию, ходили в штыковые атаки, лично проводили разведку противника, командиры танковых бригад поднимали залегшие под огнем противника стрелковые подразделения. При подобных ситуациях погибли: командир 11 тбр комбриг П.М. Яковлев, командир 127 сп майор Н.Ф. Грухин, командир 149 мсп майор И.М. Ремизов, командир 82 сд полковник Ф.Ф. Пось, командир 601 сп майор И.А. Судак.

Необходимо отметить, что безвозвратные потери командно-начальствующего состава за период боевых действий на р. Халхин-Гол были довольно высоки и, как подсчитано автором, составляли относительно остальных категорий военнослужащих 14,2%, (а убитыми еще выше – 15,6%), что почти вдвое превышает подобный показатель за период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Отдавая дань мужеству и героизму погибших на р. Халхин-Гол, нельзя не отметить, что такой высокий процент потерь комначсостава можно объяснить нахождением командиров, в том числе командиров частей и соединений, непосредственно на переднем крае.

Далеко не все выводы были сделаны после вооруженного конфликта. Требующая кардинальных изменений система управления войсками так и осталась неповоротливой. Об этом свидетельствует опыт сформированной в Забайкалье после халхин-гольских событий 16-й армии генерала-лейтенанта М.Ф. Лукина. В начале мая 1941 г. соединения армии были переброшены к западным границам СССР и с началом Великой Отечественной войны вошли в состав Западного фронта. Судя по составу управления и штаба 16-й армии [9], качество укомплектованности органов управления этого объединения оставалось невысоким к началу войны и в первые ее месяцы. Директивой НКО №504206 от 12 июля 1941 г. оборона Смоленска и подступов к нему была возложена на это объединение [10]. Имеющиеся в именном списке штаба 16 А отметки против соответствующих должностей, свидетельствуют, что более 56% командиров и начальников из управления и штаба армии были назначены на должности с 11 июля по 12 августа 1941 г. Ряд отделов штаба 16 А (3-й, разведывательный, тыла) возглавляли не полковники, а капитаны. В первом (оперативном) отделе штаба армии из 18 человек этого отдела 9 прибыли к середине июля (в том числе три слушателя Военной академии им. Фрунзе) и 9 человек – в первой половине августа 1941 г.; до августа 1941 г. в отделе не было командиров (начальников) в звании выше майора. В 3-м отделе все 15 человек от лейтенанта до капитана также были назначены в июле-августе 1941 г. Таким образом, к началу боев за Смоленск штаб 16 А представлял собой практически набор разнородных отделов и служб и как орган управления эффективно управлять войсками не мог. Штаб армии доукомплектовывался в ходе Смоленского сражения, забайкальцы в штабе составляли меньшую его часть. Говоря об отсутствии необходимого количества штабных работников в 1941 г., следует вспомнить, что управление и штаб ЗабВО в 1937-1938 гг. в ходе политических репрессий потеряли безвозвратно такое количество командиров (начальников), которым можно было укомплектовать штаб 16 А дважды. Таким образом, политические репрессии 1937-1938 гг. оказали крайне отрицательное влияние на уровень организации управления войсками как 57-го особого корпуса, так и всего Забайкальского военного округа в 1939-1941 гг. Недостатки в организации управлениями войсками пришлось преодолевать уже в ходе боевых действий. При этом соединения и части несли значительные потери в личном составе и технике, которых можно было избежать или свести к минимуму при высоком уровне организации управления.

В.С. Мильбах.

Примечания

1. Ворожейкин А.В. Солдаты неба. М.: 1986.
2. Воронов Н.Н. На службе военной. М.: 1963.
3. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 3-х т., Т1. - М.: 1983.
4. История отечественной артиллерии. М.: 1964. Том 3. Книга 8.
5. Новиков М.В. Победа на Халхин-Голе. - М.: 1971.
6. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 9. Оп. 39. Д. 54.
7. РГВА. Ф. 25871. Оп. 2.
8. РГВА. Ф. 32113. Оп. 1.
9. Ментральный архив министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ). Ф. 358. Оп. 5940. Д. 3. Л. 1-18.
10. ЦАМО РФ. Ф. 358. Оп. 5916. Д. 263. Л. 1